Наше бессознательное – это такая черно-белая пленка-негатив. Всё превращает в противоположность. Всё – в ничего. Черное – в белое. Смерть — в жизнь. Подставляйте что хотите. Это дьявол из легенды, дарящий своим любовницам золотые слитки, превращающиеся после в говно. А теперь берем эту формулу и пытаемся приложить её к самому страшному, самому неназываемому и самому главному – страху смерти.

Любой страх может быть как нормальным, так и невротическим. Страха смерти это тоже касается. Нормальный – это когда вот она, за спиной. Болезнь, катастрофа, угроза жизни. А невротический – это навязчивый, ежедневный, неотпускающий. На что ни взглянешь, о чем ни подумаешь, а всё о том же – когда-нибудь я умру.

Эта формула как раз про страх невротический. С нормальным всё ясно и прозрачно, никакого второго дна из бессознательных слоев ила. Берём её и получаем вот что: страх смерти = страх жизни. Ежедневный и изнуряющий страх смерти так здорово позволяет не жить уже при жизни. Жизнь – она страшная, в ней и риски, и выбор (вдруг окажется неправильным, и как тогда жить?), и потери с одиночеством, и отношения с людьми – сложные такие и непредсказуемые, никаких гарантий. А смерть? А что, кстати, в ней есть такого, чего нет в жизни? Да ничего. Потому что бояться можно только того, а) про что знаешь, и б) во что не веришь.

Запомните эту вторую формулу: мы боимся того, про что мы знаем и во что не верим.

Про смерть мы не знаем ничего из того, чего бы мы не знали про жизнь. Мы боимся в ней того, чего боимся в жизни. Даже когда кто-то говорит, что боится небытия, но про это небытие знает или догадывается. Есть в нас оно, вылезает, да еще как. Знаете, когда?

В госпитале я работала с теми, кому предстояла операция. Люди совсем не её боялись, хоть озвучивали именно так. Не исхода, не послеоперационных осложнений, этого боятся хирурги. А настоящих всепоглощающих страхов было два: я усну и не проснусь (это про наркоз) или (реже) вообще не усну, не возьмёт, так и буду мучиться. Первые, когда я у них спрашивала про смерть, говорили о ней, как о небытие. А вторые – про что-то типа изнуряющей бессонницы или скитаний Вечного Жида.

А теперь про неверие. Еще раз: мы боимся того, во что не верим. Так вот, в смерть мы не верим. В том смысле, что в чью угодно, только не в свою собственную. «Все умрут, а я останусь». Да, знаем, но не верим. Атеист боится, а вдруг там что-то есть. Верующий – а вдруг нет ничего.

Вот такие у нашего бессознательного парадоксы и подвыподверты…