Я уже писала про сроки терапии и про то, кому какие подходят. Да, все это примерно и неточно. Бывает так, что на первый врачебный взгляд пациент – ну психопат психопатом, поведение, высказывания и внешний вид прямо таки крича т об этом. А назначишь лечение, уйдет депрессивная или тревожная «витрина», а за ней – самый что ни на есть невротик. А есть те, которым помочь или очень трудно, или невозможно. Нет, таких увидишь не часто, я имею в виду – на приеме. Потому что, как правило, они и не приходят. А вот «в жизни» — да сколько угодно.

Надо сказать, что это общая «головная боль» — как помогающих спецов, так и родных и близких. И называется она бессилие.

Когда я только училась психотерапии, старшие товарищи-преподаватели спрашивали: как вы думаете, что будет самым сложным в работе? Ну а мы отвечали по учебникам (опыта то еще не было), про переносы да сопротивления. На нас смотрели снисходительно и говорили: вот столкнетесь впервые с теми, кому помочь невозможно, тогда и узнаете. Никакие знания да техники не помогут.

Я перечисляю здесь критерии относительно терапии, но их легко можно переложить «на жизнь»:

• Человек определяет свою проблему очень узко и не готов её рассматривать в разных контекстах. «Я хочу говорить только о моей фробии  красных машин. Ни о чем другом я говорить не буду».
• Не может узнавать и называть свои чувства.
• В принципе не считает свои проблемы проблемами, вообще не хочет помощи, не принимает её, даже если предлагают. Или принимает и тут же обесценивает.
• Или признает проблемы, но обвиняет в них исключительно других людей.
• Хотел бы избавиться от проблем или симптомов благодаря магии или волшебству.
• Нет интереса как измениться, так и к своему внутреннему миру.
• Не формирует близкие отношения, не может позволить себе в отношениях зависимость и получение помощи.
• Реализуя самоповреждающее поведение, не признает его таковым. Сюда относятся любые аддикции, и химические, и поведенческие. Но, в отличие от тех, кто сам считает это проблемой и предпринимает хоть какие-то шаги самостоятельно (а не только под угрозой или давлением от близких), • Страдает психическим расстройством такого рода, при котором состояние напрямую зависит от препаратов и их дозы.  (Здесь речь идет не о психотерапевтической, а только о психиатрической помощи.)

Эти люди достаточно узнаваемы, и чаще всего близкие хорошо знакомы со всем этим, но имеют надежду, что все изменится, нужно только подождать или еще больше стараться. Вот это очень важный момент. Что заставляет людей оставаться в болезненных отношениях? Что заставляет их прикладывать столько усилий, чтобы что-то изменить в другом человеке? Надежда. На то, что скоро все изменится. И уходят из таких отношений именно тогда, когда становится ясно: просвета нет и не будет.

Я пишу это для тех, кто раздумывает, но не имеет информации и представлений, на что стоит обращать внимание, а на что нет, именно в плане прогноза. Но даже если информация есть, а надежда почти потеряна, на сцену выходит жалость. А что будет с человеком, если вот так взять его и оставить? Вообще на тему созависимости написано не много, а очень много. Основной аргумент  — а что будет с вами, если останетесь? Почему ценность вашей жизни и её качества заведомо ниже жизни другого? Здесь еще много можно говорить и про границы, и про локус контроля, и про то, что помощь как раз нужна самому помогателю, пока всю его жизнь целиком еще не сожрала созависимость.

А что делать тем, кто оказался рядом с действительно психически больным? Не с «пограничником», а «самым настоящим сумасшедшим», психотиком по-научному? Об этом можно прочитать здесь.