Замечательный фильм режиссера Джейсона Райтмана. Сюжет будет звучать примерно так. Мэв, вполне успешная авторка книг для позднего юношества (Young Adult, так называется эта серия и таково же родное название фильма) в возрасте 37 лет получает на почту рассылку от своего бывшего любовника известие о том, что у него родился в законном браке ребенок, и предлагает всем порадоваться вместе с ним. Мэв мчится в свой родной городок из «мини-яблока» с целью заполучить обратно своего некогда любимого Бадди. Ведет она себя при этом как последняя сука (именно так о ней и отзываются бывшие одноклассницы), а он искренне не понимает, почему и что такого он сделал? Их отношения давно кончены, они просто приятели. Разумеется, она проигрывает его жене, устраивает безобразную сцену на глазах всей общественности на празднике, посвященном новорожденному, напивается и занимается с горя сексом в парнем-инвалидом. Дописывает финал книги, которую от нее ждут издатели, и пропадает из поля зрения.

Внешне сюжет так себе, но дьявол кроется в деталях. Если к ним присмотреться, то окажется, что это замечательный фильм про нарциссическую травму и про иллюзии, от нее защищающие. Начинающим психологам должно быть интересно вот в каком разрезе: здесь именно про нарциссическую травму, а не истинное расстройство с тем же названием.

Где это важно? Да в первую очередь в терапии. Истинному нарциссу нужен очень жесткие правила, поменьше тех чувств, которые нарцисс примет за слабость и побольше выносливости относительно перепадов от идеализации к  обесцениванию и обратно. Травматику же чувства – как свои, так и терапевта – будут полезны, он их использует как топливо для возврата к доверию.

То же самое можно сказать и об «обычной жизни», в которой с нарциссически ранеными людьми мы сталкиваемся гораздо чаще, чем с истинными нарциссами. Если кто-то вам показался именно нарциссом (холодным, высокомерным, стремящимся произвести впечатление своим статусом или возможностями), спросите себя, он всегда был таким? Бывает ли он истинно теплым, сочувствующим и открытым? Если да, то быстрее снимите с него этот «диагноз». Если это нарцисс, то вам важно держать границы и не поддаваться на манипуляции, если уж совсем невозможно держать дистанцию. Если это человек с нарциссической травмой, как наша героиня, то тут важно терпение и сочувствие, если этот человек вам дорог и вы хотите помочь.

Итак, героиня мчится к своему бывшему, подогреваемая иллюзией того, что на самом деле он её любит, а с женой несчастлив, но по каким-то причинам не может ей этого сказать. Это весьма частая защита от нарциссической ранимости влюбленного человека. В любви все мы, как нигде более, рискуем получить нарциссическую травму. От травм другого рода её отличает то, что здесь подрывается самоуважение и вера в безусловную нашу значимость и любовь со стороны Значимого Другого (в отличие, например, от травм, связанных в насилием или природными катастрофами, там речь совсем о другом). Чем сильнее собственное Я, тем проще пережить отказ и невзаимность. Чем оно слабее, тем сильнее должна быть защита психики и глубже патология, вплоть до психоза.

Здоровый человек так же переживает из-за отказов и нелюбви. Невзаимность его ранит, но не убивает. Вот если кого такая ситуация на самом деле ничуть не задевает, то тут смело можно говорить о патологии. Правда, это нонсенс, потому что такой индивидуум вряд ли способен на даже слабое подобие любви или влюбленности. В норме обязательно должна присутствовать нарциссическая ранимость, которую еще называют чувствительностью. Здоровая любовь подразумевает и чувствительность, и ранимость.

Здоровый человек довольно быстро увидит невзаимность, постарается дистанцироваться и не будет строить иллюзий. А вот человек со слабым Я не имеет на это сил, а потому иллюзии строит легко, дабы уйти от нарциссической боли. Эти иллюзии замешаны как раз на том магическом мышлении, которое в норме присутствует у ребенка в стадии нормального нарциссизма. Суть магического мышления — в ощущении всемогущества собственных мыслей и желаний и в ощущении всеобщего родства и «общей крови». Именно этот механизм породил следующие иллюзии уже во взрослой героине.
«Он меня любит, но боится сказать»
«На самом деле он хочет быть со мной, но его держит другая»
«Он просто не знает о моих к нему чувствах, а как только узнает, не сможет не ответить взаимностью»
«Он и я – единое целое. А значит, мои чувства и желания – это его чувства и желания»

Это то, что переживают в своем внутреннем символическом пространстве все влюбленные. Важно то, насколько эти мистерии кажутся имеющими отношение к реальности.

На совсем противоположном здоровому психотическом полюсе содержимое бессознательного проецируется на реальность. Так человек в любовном бреду может искать встречи с объектом воздыханий, будучи уверенным, что тот так же спешит навстречу, которой мешают обстоятельства, но никак не нежелание той стороны.

Наша девушка оказалась где-то посредине меж здоровьем и психозом, в так называемой пограничной зоне. Таких людей психоаналитики так и называют – пограничные. Нельзя сказать, что она совсем уж не в ладу с реальностью. С какой-то её частью она дружит даже куда лучше других. Она вполне социально успешна, писала и пишет книги, которые востребованы, а заработок позволяет жить в крупном городе, чему завидуют многие её деревенские соотечественники. Но назвать её вполне здоровой все же невозможно.

К какому полюсу она ближе, показала жизнь. Жизнь, она же реальность, хороший диагност, и все ставит на свои места. Она всё и показала на вечеринке в доме Бадди и Бет. Бадди любит жену, к Мэв равнодушен, да и о потере их общего ребенка и прошлой любви не то, что не сожалеет, а похоже, что и не помнит. Завидуют нашей героине далеко не все, а она так надеялась пустить пыль в глаза своей успешностью, кто-то вполне себе счастлив, довольствуясь малым. Хуже того – они её жалеют.

Все это открывается для неё в одночасье и рушит картину мира, хоть и выдуманного. А нашей душе без разницы – выдуманного или реального, всё одинаково больно. Но девушка не уходит в психоз, с ней не случается шока (в клиническом смысле этого слова), наоборот. Она хоть и с болью, но принимает положение вещей и завершает эту ситуацию символически – в своей последней книге. Там её герой погибает, а героиня заканчивает школу и начинает другую, уже взрослую жизнь. Она не идет убивать Бадди или его жену, не пытается мстить или продолжать домогаться. Вместо Бадди умирает герой её книги. Прекрасная невротическая защита, которая называется сублимация. Будь у Мэв нарциссическое расстройство, а не травма, она была бы ей недоступна.

Стресс вытолкнул Мэв к невротическому берегу, куда как более устойчивому, чем океаническая пучина психоза. И в этом смысле у истории однозначный хеппи энд.